------------------------------------
Вообще, в самой полной гармонии можно находиться только с самим собою, не с другом, не с возлюбленною, ибо различие индивидуальности и настроения всякий раз производит некоторый, хотя бы незначительный, диссонанс. Потому-то глубокий мир сердца и совершенное спокойствие духа, эти, после здоровья, высшие земные блага, возможны только в уединении, а как постоянное настроение - только в совершенном отшельничестве. Тогда, если внутренние задатки человека велики и обильны, он будет наслаждаться самым счастливым состоянием, какое только возможно на этой бедной земле.
Да и чего таить? Как бы тесно ни связывали людей дружба, любовь и брак, каждый вполне честно может относиться только к самому себе, да еще разве к детям. Чем менее человек принужден, по внешним или внутренним условиям, приходить в соприкосновение с людьми, тем он лучше.
Довольствоваться самим собою, быть для себя всем во всем, имея право сказать: "Omnia mea mecum porto" "Все свое ношу с собой" (лет.).,- есть, конечно, самое благоприятное свойство для нашего счастья.
Главная наука и упражнение юношества должно заключаться в приучении себя к перенесению одиночества, потому что оно - источник счастия и спокойствия духа. А из всего этого следует, что выгоднее всего поставлен тот, кто рассчитывает только на самого себя и может быть для себя всем во всем.
Что, с другой стороны, делает людей общительными, так это их неспособность переносить одиночество, а в одиночестве - самих себя. Внутренняя пустота и недовольство - вот что гонит их в общество, в странствие и на чужбину. Их духу недостает упругости для приведения себя в движение. Поэтому они пытаются поднять его вином, и многие этим путем становятся пьяницами. Как раз по той же причине они нуждаются в постоянном возбуждении, и именно в самом сильном, т.е. чрез подобных себе существ. Без этого дух их никнет под собственной тяжестью и впадает в тягостную летаргию.
Известно, что всякие беды легче переносить в сообществе с другими. К числу таких бед, как кажется, люди причисляют и скуку, почему и сходятся вместе, чтобы скучать сообща. Как привязанность к жизни есть, в сущности, только боязнь смерти, так и стремление к общительности основывается, собственно, не на любви людей к обществу, а на боязни уединения.
Можно также сказать, что каждый из них представляет только маленькую дробь идеи человечества, а потому требует значительного дополнения посредством других для того, чтобы некоторым образом получилось полное человеческое сознание. Напротив, кто представляет собою целого человека, тот есть единица, а не дробь, а потому и довольствуется самим собою. В этом смысле обыкновенно общество можно сравнить с русским роговым оркестром, в котором каждый рог имел только один звук, и только чрез точное совпадение их получалась музыка. Чувство и дух большинства людей монотонны, как такой рог: ведь и смотрят из них многие так, будто они постоянно заняты одною и тою же мыслью, а какой-либо иной неспособны и мыслить.
Отсюда понятно, почему они не только так скучны, но и так общительны и охотнее всего сходятся в стадо: gregariousness of mankind (табунность, стадность человеческого рода!).
Однообразие своего собственного существа - вот что невыносимо для каждого: omnis stultitia laborat fastidio sui (всякая глупость страдает отвращением к себе самой (лат.).); только гуртом и сообща представляют они нечто, как тот роговой хор. Напротив, человек, одаренный умом и духом, подобен виртуозу, в одиночку исполняющему свой концерт, или фортепьяну. Как последний сам по себе есть маленький оркестр, так и он представляет собою маленький мир.
Между тем, кто любит общество, может из этого сравнения сделать себе вывод, что количество его знакомых должно возмещаться некоторым образом их качеством. Можно вполне довольствоваться общением с одним умным человеком; если же нет ничего, кроме людей обыкновенного сорта, то хорошо иметь их побольше, дабы из их разнообразия и сочетания что-нибудь вышло: и да дарует ему небо терпение на это!
Этой же внутренней пустоте и скудности человека надо приписать и следующее обстоятельство. Если, преследуя какую-либо благородную, идеальную цель, люди высшего пошиба образуют из себя союз, то исход почти всегда бывает тот, что в него непременно вотрутся некоторые из того плебса человечества, который в бесчисленном множестве, как чудовища, всегда и везде кишмя кишит и постоянно готов ухватиться за все без различия, чтобы только избыть тем свою скуку. Тогда все дело или гибнет, или до того изменяется, что составляет противоположность первоначальной цели.
Впрочем, общительность людей можно также рассматривать как взаимное духовное согревание друг о друга, вроде телесного, получаемого при столплении людей во время сильной стужи.